Просмотры: 5426
Комментарии: 2

Милла Синиярви
Асфальтовая роза, или о невозможности любви

Страницы: 1 | 2 | 3

Страх одиночества

После того семинара я уехала домой, в Питер. Началась обычная студенческая осень — с лекциями, зачетами, работой по выходным в кафе. Конечно, тяжело совмещать работу с учебой. Но в кафе я многому научилась. Например, готовить и подавать настоящий горячий шоколад, кофе по-итальянски. На работе у нас специальный экспресс-кофейник, который под давлением обрабатывает молотый кофе. Я так привыкла к этому замечательному напитку, что научилась готовить «экспрессо» в домашних условиях. Для этого я наливаю в обычную кофеварку кипящую воду, нажимаю на кнопочку и жду, когда накапает ароматный кофе. Иллюзия, конечно, но я считаю, что пью настоящий «эспрессо».

Я познакомилась с разными «взрослыми» мужчинами, некоторые вполне состоятельные. По воскресеньям к нам повадился один парень. Заходил в зал, занимал одно и то же место — у стойки за столиком на одного. Раскрывал ноутбук и сидел так до вечера. Хозяин кафе спросил у меня, покупает ли этот молодой человек что-нибудь или просто сидит. Неожиданно для себя я солгала, что он заказывает мороженое и несколько чашек кофе в течение дня. Мне почему-то этот парень был симпатичен. Я иногда подсаживалась к нему, смотрела в компьютер. Дмитрий поддерживал какой-то сайт, кажется, виртуальный аукцион. Уверял меня, что в Интернете можно заработать.

Однажды мы вместе возвращались на метро домой. Ехали долго, разговорились. Дима был невероятно мягким, даже хотелось его потрогать, чтобы проверить, из какого материала он создан. Движения юноши были грациозны, и это меня очень забавляло. Высокий и худощавый, он носил длинные черные волнистые волосы, совсем, как молодой итальянец. Его немного женоподобное лицо напоминало лики юношей с картин древних мастеров. Но когда он хмурился, лицо становилось необыкновенно мужественным. А вот когда улыбался — то становился похож на девушку, милую и застенчивую, с ямочками на щеках. Мне хотелось расцеловать его!

Дима говорил о своей работе, о бизнесе, не стеснялся в выражениях и вел себя, как жесткий мужчина. Вдруг в вагон вошла старая нищенка, села напротив нас. Мы не могли не уставиться на ее дряблое лицо с седеющей бородкой, мраморными руками на палке, через которую была повешена какая-то котомка. Зрелище было жалким. Когда мы выходили, Дима подал бабушке деньги. Я спросила, зачем он кормит нищих. Мне это непонятно! Дима серьезно посмотрел и сказал: «Я просто представил себя, когда все мои близкие умрут. Я буду таким же одиноким!»

Когда стояли на эскалаторе, я изучала его лицо. Оно определенно мне нравилось!

— Дим, а ты часто плачешь?

— Часто.

— Один?

— По-разному. Я не стесняюсь проявлять свои эмоции и чувства.

— Дим, а ты кого больше любишь: мужчин или женщин?

— И тех, и других. А ты?

Мои родители еще не вернулись с дачи, они живут там до ноябрьских холодов. Мы поехали ко мне.

Дима оказался пластичным и в постели. Он был очень непосредственен, действительно не скрывал своего восторга. Он постанывал по-женски, и меня это подстегивало. Дима был нежен, нетороплив. Я любовалась его гладким и стройным телом. Своей необычайной легкостью, граничащей с эфемерностью, он напоминал мне картину, на которой изображена гибкая фигурка девушки-канатоходки.

— Дим, ты чувствуешь тоньше, чем женщина!

— Да? Тебе нравится? А вот так?

И он грубовато переворачивал меня на живот, ложился сверху, надавливая всем телом, сжимая меня и покусывая за ухо.

— Слушай, перестань! Больно!

Мы садились на кровать и перекуривали. Дима выпускал дым колечками и рассуждал:

— Мне нравится свобода и твоя естественность. Знаешь, это здорово, что мы не муж и жена, нас ведь ничего не связывает? Я тебе ничего не должен?

— Конечно нет! Ты вообще можешь встать и уйти. Димка, а мне нравится, что ты не добиваешься моего оргазма. Ведь бывает так, что мужчина считает: он должен во что бы то ни стало — даже если не встало — ха-ха — удовлетворить партнершу. Я забыла с тобой, что надо кончать, ведь мы занимаемся сексом…

Димка смеялся, целовал меня, щекотал, сжимал и разжимал, качался, как будто мы плыли в лодке, лежа на ее дне. Мы свалились на ковер и катались по полу, как дети.

— Дима, у меня ощущение, что мы возимся в песочнице!

Я и не думала влюбляться в Димку, зачем мне этот ребенок? Наверное, наши отношения, похожие на детский петтинг, так и продолжались бы, если бы меня не нашел Сергей.

Не отвечала на его последние письма. С появлением Димки я редко стала бывать в сети. Сергей узнал от нашей общей виртуальной знакомой, где я работаю.

Мой взрослый друг или крушение стереотипов

С Сергеем была длительная прелюдия. Мы вели предварительную любовную игру заочно, не встречаясь. Честно говоря, мы и не предполагали, что у виртуального романа возможно продолжение. Между тем наш «форшпиль» — то есть увертюра — отличался от всех, предлагаемых мне раньше. Сергей пробудил во мне склонность к графомании, о которой я и не подозревала. Сам он писал лаконичные нерегулярные записочки, я же растекалась мыслью по древу. Неужели я всерьез полагала, что смогу влюбиться по Интернету?

Я описывала, как сначала мы касались друг друга случайно. Он задевал меня, протянув руку за сигаретой. Я как бы невзначай опиралась на его колено, когда он вел машину. Потом он прикасался к моим бедрам. Кажется, это случилось, когда мы выходили из купе. В моем воображении мы обязательно ехали ночным поездом из Питера в Москву, и обратно.

Сначала происходили нежные касания щеками, затем мы обнимались, прижимаясь всем телом, и, как апогей — несколько настойчивых поцелуев в ухо. Почему именно в ухо? Как меня уверяла Лена, в ухо партнера надо дуть.

Мужчина поглаживал мою грудь, целовал. Я придумывала технику заглатывания языка партнера. Признаться, ни разу не получилось!

Мы стояли в коридоре поезда, а может, и в тамбуре, и прижимались друг к другу, касаясь бедер и живота. Мужчина легкими движениями пианиста — я с детства мечтала играть на пианино — нажимал на мои соски. Потом мы обязательно переходили в двуспальное купе, о стоимости которого я не задумывалась, и плавно передвигались к постели, то есть узкой нижней полке.

Раздеванию отводилась отдельная глава в нашем виртуальном романе. Я раздевалась медленно, с чувством. Партнер почему-то представлялся мне уже обнаженным до половины. Я старательно облизывала его роскошный гладкий торс.Когда мы оказывались в горизонтальном положении, любимый осторожно прикасался непременно к клитору. Он это делал так же, как и при массировании сосков, естественно, набухших, как бутоны.

Я охала или взвизгивала, что служило сигналом к вступлению тяжелой артиллерии, то есть переходу к интенсивному траханью в самых разных позициях.

Надо сказать, весь смысл нашего виртуального общения заключался в этой прелюдии. В реальной жизни я встречалась с Димоном. Сергей, по-видимому, спал со своей женой.

В один из ноябрьских вечеров в нашем кафе я увидела одиноко сидящего мужчину в черных очках. Когда я подошла, он, сняв очки, произнес голосом Высоцкого:

— Ну здравствуй! Это я.

Когда мы вышли из кафе, и я его взяла под руку, я не могла избавиться от ощущения, что иду со стариком или очень больным человеком. Он остановился в гостинице у Московского вокзала, мы решили прогуляться по Невскому.

Я чувствовала себя обреченной. Страшно хотелось домой.

В номере я пыталась себя вести так, чтобы побыстрее уехать. Совсем не чувствуя возбуждения, я все же разделась и легла на кровать перед сидящим человеком. Мы выпили чуть-чуть, это помогло мне расслабиться. Я стала возбуждать себя рукой, театрально закатывая глаза и постанывая.

Сергей курил и о чем-то думал. Я чувствовала себя отвратительно. Он подошел ко мне и сказал, чтобы я навсегда забыла это рукоблудие. Если еще раз он увидит руку на ЭТОМ месте, он меня накажет.

— Но ведь, Сергей, мы же договаривались, помнишь?

— Отныне все будет по-настоящему. Мастурбация противоестественна и не нужна. Когда ты кончаешь не от меня, а только от руки, даже от моей, ты привыкаешь к этому. Ты должна запомнить: на свете есть только я, то есть мой член.

— Если ты думаешь, что вся твоя сущность сосредоточена в х.., тогда, возможно, ты прав!

Я вскочила и попыталась одеться. Сергей сильным движением повалил меня на кровать и рывками, очень больно, взял меня. Я ушла зареванная, но в душе загорелся новый огонек. Я почувствовала, что жизнь моя изменилась. Сергей старше меня на двадцать лет. Наверное, я его полюбила как отца, которого лишилась в детстве. У нас оказались точки соприкосновения: Сергей воспитывался в детдоме, я сначала в неполной семье, а потом отчимом. Мои родители демократили, занимались бизнесом, разорялись, прятались от бандитов, выясняли отношения между собой. Я была предоставлена сама себе.

Для своих лет Сергей выглядел очень хорошо. Мужественное, удлиненное лицо с продольными морщинами, имело скорбное выражение. Но черные, с миндалевидным разрезом, глаза светились теплотой, когда он смотрел на меня.

— Почему у тебя нет седых волос?

— Я законсервировался.

— У тебя глаза египетской мумии!

— Слепые? Разве мумия что-нибудь видит?

— Если не видит, то знает!

Он был южным человеком. Сергей говорил, что у него предки — казахи. По характеру он был слишком спокойный, по крайней мере со мной. Иногда меня тяготила его тягучая тоска. Возникало ощущение, что этот поживший человек давит на меня, душит своим прошлым. А оно было темным, как я поняла из рассказов.

В близости я не получала привычного удовлетворения. После того, как Сергей вставал с постели и уходил, я доводила себя до оргазма.

Бывало, что Сергей говорил со мной на странном языке, смеси блатного с каким-то устаревшим, простонародным.

— Ну что, опять теребила свой похотник?

Понимая, о чем он, я стыдилась, как девочка, и в то же время злилась: моя свобода потеряна! Этот человек приучил меня к себе, к своему телу, голосу, рукам. Впервые я стала получать какое-то странное наслаждение от ощущения себя натянутой, как струна. От Сергея пахло пряностями, наверное, гвоздикой.

— Ты восточный принц или шейх. Знаешь, я воспринимаю тебя, как южное солнце.

И действительно, мне снились очень красивые сны: я убегаю от фантастического зверя по пустыне. На оранжевом песке лежат густые тени.

Через полгода совместной жизни Сергей стал рассказывать о себе. Обычно это случалось в лунные ночи, когда он не мог уснуть, будил меня и заставлял слушать. Я не перебивала. Он рассказывал истории, которые мне были настолько чужды, что я думала, Сергей сочиняет.

Он попал в колонию подростком. Как я поняла, Сергей большую часть жизни провел в заключении. Он очень хотел, чтобы я знала об этом, имела представление о существовании другого мира.

— Ваше поколение не нюхало пороху, вы и не подозреваете, что такое настоящее. Вы живете эрзацами.

И он «воспитывал» меня, рассказывая историю жизни какого-то Абдула. Этот человек годился ему в отцы. Он почти тридцать лет с небольшими перерывами провел в тюрьме. Но сумел выстоять, не сломаться и вернуться к людям, как равный к равным. Я воспринимала эти «жития», как что-то книжное.

Сергей шокировал меня подробностями, о которых я никогда не слышала.

Заключенные во время этапирования в поезде не выпускались наружу сутками.

— Как же они справляли нужду?

— Мочились в сапог.

Я узнала из рассказов Сергея о чифире, чайном концентрате, будоражившем кровь и придававшим силы изможденным людям. Зэки вводили в вену сыворотку молока, чтобы поднялась температура, тогда врач давал освобождение от работы. Люди голодали в камерах. Сушеная килька, которую прятали в отопительной батарее, была лакомством. На зоне, в бараках, было так холодно, что спали спиной к спине.

Когда Сергей пришел ко мне впервые, он принялся изучать наш семейный альбом. Я готовила ужин, гость уселся в столовой и с головой ушел в созерцание старых фотографий.

— Не скучно? Может, видик включить?

— Нет, я люблю смотреть семейные фотоальбомы.

— Но ведь это так провинциально!

— Сорри, я забыл: ты уже у нас крутая петербуржка!

— Петербурженка. Ты же вроде грамотный?

Мы поссорились, потом помирились. Сергей опять стал рассказывать про зону.

… Был такой парень, Костя. Мы работали в одной бригаде. Косте писали родные из Саратова. Однажды он заболел, его положили в больницу. До меня дошли сведения, что там все очень серьезно: подозрение на рак легкого. Мы же все туберкулезные. Так получилось, что у меня началось обострение язвы плюс старые болячки, меня отправили в ЦБЛ (центральную больницу). Там я увидел Костю. Он о себе ничего не рассказывал, то есть о болезни. Я же смотрел и не верил глазам: передо мной был скелет. Я пробирался к нему в палату, старался помочь. Однажды, протирая Косте лоб сырым полотенцем, услышал:

— Это ты? Подойди ближе, родной, посиди со мной. Я тебе хочу сказать: там, в каптерке у санитара мои вещи — альбом с фотками и платок матери. Все забери себе. Когда освободишься, передай брату, адрес в альбоме…

Сергей закурил, в комнате наступила тишина.

— Он умер?

— Да, на следующий день.

— Ты написал родным?

— Я к ним даже съездил. Знаешь, когда оказался у него дома, увидел очень красивую девушку. Пышную такую, с русой косой. Она меня чаем с вареньем угощала. Так вот эта красавица оказалась сестренкой Кости, которую я знал по фотографиям с первого по десятый класс! Она выросла на моих глазах. Я всю семью признал. Они стали родными для меня, а все благодаря альбому.

— Сереж, но ведь это ужасно: следить за жизнью близких по фотографиям?

Он не ответил. Я задумалась: нет, Сергей не провинциал, он инопланетянин. Из параллельного мира. Хочу ли я знать об этой планете? Это же не экзотическая страна, в которой шумит океан и отдыхают белые люди.

— Я хочу, чтобы у тебя в мозгу не было трафаретов. Вот ты занялась писательством, это теперь модно. Но ведь чтобы описать, например, древний Рим, достаточно нанизать шаблоны — туника, сандалии, шлем, форум, римское право. Для средних веков — пилигрим, рыцарь, замок, трубадур, прекрасная дама, крестоносец, что еще? Для Востока — Бахчисарай, Стамбул, гарем, султан, мечеть — и так далее, до бесконечности. А что ты знаешь о нас?

— Ничего не знаю и знать не хочу! Это отвратительный перевернутый мир: блатные, цинизм, убийство.

— Ух какие мы пушистые!

Впервые в глазах Сергея мелькнула настоящая злоба:

— Ну тогда читай Бабиздат, дур, которые строчат детективы… Ты пойми, эти штампы, которыми они наводнили прилавки, они же в головах осели, как микробы. Вы же все насквозь фальшивые, зажравшиеся, фаршированные!

Предыдущая | Страница 2 из 3 | Следующая

Авторизуйтесь, пожалуйста, чтобы добавлять комментарии

Комментарии: 2

Пользователь iw
#2  07.12.2009, 00:12:55
Комментарий
Всё зависит от того, в какую любовь хотят поиграть. Правда, можно заиграться со всеми вытекающими.

⇡ Наверх   Асфальтовая роза, или о невозможности любви

Страница обновлена 12.01.2015


Разработка и сопровождение: jenWeb.info   Раздвижные меню, всплывающие окна: DynamicDrive.com   Слайд-галереи: javascript библиотека Floatbox