Июльская тень Ювяскюля

В городе цветут розы, липы, в трещинах лишившихся коры высохших деревьев растут грибы. Карельская сосна (не путать с карельской березой), превратившись в сухостой, продолжает жизнь. Ее гладкая древесина стального цвета стала прибежищем для многочисленных обитателей. Трудяги дятлы выдалбливают дупла, жуки забираются в трещины. На стволе растут огромные рыжеватые — хочется сказать «белобрысые» — грибы. Сосну-сухостой жители Севера называют «кело». Издревле лопари использовали сухостой для построек, ограждений для оленей, современные саамы (как называют себя лопари), развращенные туризмом, зарабатывают на поделках из сухостоя.

Алвар Аалто. Здесь, в Ювяскюля он жил и работал. Административные здания в стиле функционализма — его главная тема. Архитекторы начала 20 века экспериментировали с обликом присутственных мест, пытаясь общественным зданиям придать человечность и теплоту, свойственную жилью. Однообразный вид полицейских участков, больниц, церквей, школ, ратуш вытеснился авангардной комбинацией стекла, металла и красного кирпича, традиционного для северных стран. Не отделяя себя от природы, Алвар Аалто вписал свою архитектуру в рисунок ландшафта. Играя на слиянии интерьера и экстерьера, он запутывал человека, входившего в здание университета или церкви. Красная кирпичная кладка снаружи повторялась внутри, огромные окна-иллюминаторы в потолке заставляли поднять глаза к небу, а маленький квадратик окошка на внешней стене здания как будто кокетливо подмигивал: «Я здесь случайно, после дождя или снегопада меня не будет!»

Архитектура Алвара Аалто стильна и универсальна, ее нельзя назвать безличной. Она несет отпечаток воли человека, захотевшего построить город мечты, город для людей. И это желание исполнилось. Гениальному творцу удалось примирить чиновников и посетителей, представителей власти и обывателей. Здание полиции Алвар Аалто построил в том же стиле, что и театр. Помещение предварительного следствия, «каталажку», он соединил длинной стеной из бетона со зданием городского театра. Выполненное в волнообразной форме (для творчества Алвара Аалто очень характерна форма плавного изгиба, волны, более того, сама фамилия «Аалто» означает «волна») здание получило ироничное название «стена плача». Наверное, Аалто опять пошутил, ведь жители Ювяскюля всерьез считают, что их «кюля» (что значит «деревня») достойна репутации если не Иерусалима, то по крайней мере Афин. В каждом путеводителе по городу приводится фраза: «У города Ювяскюля слава финских Афин»

Сегодняшний вид города, возможно, вопреки желанию Алвара Аалто, европеизирован. Соразмерность, приглаженность, безукоризненная работа коммунальных служб по уборке улиц, общий порядок напоминают компьютерную упорядоченность параграфа директивы Европейского Союза, который присутствует в каждом городе Германии, Дании, Норвегии, Швеции и даже современной Прибалтики. Евросоюз, Римская империя наших дней, диктует универсальные правила планировки и озеленения городов, составления меню, пошива одежды, дает рекомендации во всех областях жизни причесанного на европейский манер жителя.

Ярко выкрашенные волосы белобрысых от природы финок сигнализируют об обязательном обесцвечении. Краски, которые вылили на себя модницы, легко определяются кодами и ценами, выставленными в витринах парикмахерских. По статистике финские женщины чаще других красят волосы, это ли не триумф немецкого производителя красок Шварцкопфа?

Июльский Ювяскюля молчалив. В его пейзажах все… кроме людей. Ярко-зеленые газоны, красные розы с блестящими, как будто лакированными, листочками, тени от высоких елок, главного собора, городского театра и памятника Минне Кант, классику финской драматургии. По старинному булыжнику центральной улицы бесшумно проносятся полупустые автобусы, скользят последних марок автомобили. Напротив театра тает от жары застывшая Минна. Ее лицо задумчиво, как будто она спрашивает себя: «Если богатство от Бога, то бедность от кого?»

Минна Кант, жившая в Ювяскюля, писавшая учебники и сказки для детей, пьесы для театра, всю жизнь боролась с бедностью. Она мечтала о богатой жизни, о славе и путешествиях, была, в сущности, обыкновенной женщиной, женой и матерью. В одной из многочисленных сказок она рассказала про фею-оборотня.

Оказывается, бывают и бедные феи. Их лица подернуты грустью. Такие феи перестали мечтать. Они просто летают над сонными детьми, совершая волшебство равнодушно и устало. Эти феи уже давно ни с кем не разговаривают, на глаза Богу не показываются, с ангелами не здороваются, а при виде злых духов исчезают. «Ну что можно взять с бедной, несчастной, всеми забытой феи?» - обитатели волшебного мира только жалели ее. Утирали слезинки, видя, как их подружка истончалась, превращалась в паутинку, едва качаясь в воздухе. Однажды в жаркий июльский день грустная фея прогуливалась у пруда. Стрекозы шелестели крыльями, усаживаясь на перламутровый жезл феи. Они ждали музыки. И волшебница играла едва уловимую мелодию. Чем дольше она исполняла небесную увертюру, тем сильнее ей хотелось есть. Впервые за долгие годы фея засмеялась: невероятный аппетит пробудила музыка! Но волшебница не имела средств, чтобы купить глоток нектара. Нищенка улыбнулась пролетавшему жуку. И жук направил ее к троллю, у которого было много вкусной бесплатной пищи. Они втроем насладились живительным настоем из горного воздуха, приправленным чудесными травами и пыльцой только что раскрывшихся цветов. Фея порозовела и стала рассказывать сказки спящим детям совсем по-другому. Раньше она поила всех сладким дурманом, убаюкивая прекрасными фантазиями. Волшебница учила бедных и несчастных забыть о горе. Теперь бодрая и здоровая, она воскликнула: «Хватит жить в нищете, мечтая о богатстве! Идите и просите, требуйте, отнимайте!» Волшебница и не заметила, как превратилась в демона: ужасного и энергичного. Вечером она вернулась к волшебной флейте, заиграла, но не услышала музыку. Бог отнял инструмент, наказав фею-оборотня.

…Почерневшая от старости Минна смотрит на цветущие розы. Она видит мелькающих фей, перелетающих с цветка на цветок, и до сих пор не может ответить на вопрос: «Если богатство от Бога, то бедность от кого?»