Сампо

Замерзшая брусника

Под утро мороз покрыл мох глянцевой коркой, хрустящей от тяжести моих ног. За желтым веком болотца долгожданная зеленая бахрома елок на горе. Над ней уже розовое небо. Поднимаясь, дышу глубже и легче: кашель остался в низине. Холод хватает за покрасневшие запястья, нелепо выглядывающие из-под коротких рукавов женской куртки. Ее я обнаружил в чулане, там же и старинное немецкое ружье с ящиком патронов.

Прислушался: вспорхнули две птицы, почуяв нас с Лаки. Не покидает желание подняться на самую вершину, хотя глухари скрываются внизу, у берега лампушки. Мы с Ленкой видели самочек, приняли за одичавших кур. Лена называет лесное озеро «лампушка», болотные лужицы «невками» на карельский манер. Интересно, что ей сейчас снится? Хорошо бы юркнуть под одеяло, прилипнуть к горячей Ленке.

Вот и забрались по ледниковому плато на самый верх. Густой белый туман на юго-западе, с востока, против света, облака дрожат от пробивающихся лучей солнца. Собака уже давно потеряла след дичи. Выражение морды виноватое, как будто ее наказывают за это. Глажу черную шерсть, в ореховых глазах благодарность. Я и сам благодарен до слез ее хозяйке. Она хочет вылечить меня, организует вылазки на природу. Только не знает, что все уже поздно. Вот Лаки меня понимает лучше!

Любуюсь пестротой лиственных пород, дразнящих угрюмые хвойные. Ни один лист, ни одна иголка не шевелятся, настороженная тишина. От запахов хвои, можжевельника, мхов у меня головокружение. Забыл, когда последний раз курил! Может, Ленка права? Поселиться с ней в лесу, на заброшенной ферме?

С горы видно далеко. Краски поздней осени не прячут зверье, в них нет никакой целесообразности. Природа бунтует перед смертью, устраивая спектакль.

Спускаясь, увидел одинокую сосну с голым стволом, ветками без иголок. Древесина испещрена дырками. Обнял широкое гладкое дерево. Сучья-крюки зашевелились от ветра. Обнажившиеся длинные корни сплелись в причудливую форму, напоминающую якорь. Сел на землю, схватился за голову…

Ленка спала, когда мы вошли в избушку. Склонился над ней и поцеловал в губы, почувствовав вкус запревшей после долгой зимы брусники. Эта ягода переносит самые жестокие морозы и ранней весной еще сохраняет терпкость.

Очень тихо пробрался в чулан, поставил на место ружье.

Сампо*

Ленка сварила рыбный суп, хотя я просил обычной ухи. Мы поймали большую щуку, старую и костлявую. Я хотел отварить ее в марле, чтобы в кастрюле остался только наваристый бульон. Но Ленка притащила от соседки парного молока, овощей и стала варить суп по-карельски. Я с отвращением вылавливал куски рыбы и кости среди жирного соленого молока.

Утром отправился на рыбалку. У меня отличная удочка с новой леской и красно-белым поплавком.

Ленка появилась незаметно, прыгнула в лодку, как Лаки, без приглашения.

— Откуда антиквариат? — кивнул на ее рябиновую жердочку с пробкой и черным допотопным крючком.

— Это волшебный предмет, сампо! — вытаращила глаза и сама стала похожей на рыбу.

— Червей накопала? — спросил строго.

— А ты на что? Предупреждаю, ведро только для меня, — указала пальцем на огромную цинковую посудину.

Подплыли к зарослям тростника, нацепили наживку и забросили удочки. Стоял жаркий безветренный день. Мухи и стрекозы не давали покоя. Рыба пошла. Только у меня плотвички, а у Ленки окуньки и даже лещ. Она шевелит губами, бормочет заговоры. Наконец и у меня клюет. Хватаюсь за удочку, рву леску. «Служенье муз не терпит суеты. Большая рыба любит твердую руку!» — слышу шамканье. «Лен, сейчас как трахну, прямо в лодке!» — злюсь и хлопаю рукой по надоевшей мухе.

Солнце показывает, что уже за полдень. Тучи идут с запада, закрывая небо. «К грозе! Надо сматывать удочки!» — радуюсь поводу отправиться домой. «Да ты что! Самый клев», — убеждает Ленка.

Чувствую дыхание дождя, закружили тревожно чайки. Гребу изо всех сил к берегу, Ленка аккуратно положила свой сампо на дно. Цинковое ведро полное, в моем пакете плещется мелкота. Сгораю от стыда.

После обеда ноги повели меня к сараю. Рука потянулась к Ленкиной «дудочке» с уморительной пробкой. У нижней балки дряхлого строения выворачиваю камень, чернозем полон червяков. Березы шумят, предгрозовой ветер. Озеро волнуется, но я дрожу от предчувствия: будет удача! Вдалеке слышны раскаты грома. Жутковато, но сампо толкает меня к воде.

Гребу против течения с опущенной удочкой. Она свободно перекинута через борт лодки, леска натянута. Вдруг вижу серебристую рыбью голову. Лосось? Форель? Не заметил, как оказался в протоке между скал. Здесь нерестится благородная рыба.

Рыбина бросилась в сторону скалы, я за ней. Она извивается, пытаясь сорваться с крючка. Прижимаю лодку бортом к камню, хватаю рукой добычу: моя! Огромная, больше леща. Глаза не красные. Кто вы, незнакомка?

Руки дрожат, пальцы сжимают очередного червяка, не замечаю боли от уколов крючка. В том же месте забрасываю удочку, и сразу та же рыба — перламутровая, жирная, таинственная. Сиг? Хариус? Ломаю голову.

Десятки рыбин на дне лодки, а я все не могу остановиться. Не замечаю дождя. Понимаю, что напал на жилу, надо тянуть, пока везет! Вдруг со скалы меня кто-то зовет. Ленка! Как она туда забралась? Почему она голая, с распущенными волосами?

Не помню, как добрался домой. Промок до нитки, Лена встретила меня стаканом водки, приказала выпить залпом. «Ну ты даешь, шляешься по водам…» — бормочу и отключаюсь.

Спал я до обеда. Слышал запах Ленкиного супа и купался в молочных реках.

Буря

Проснулся от прикосновения холодных капель дождя, расстегнул спальник и сел. Ленки рядом не было. Скоро она явилась с ворохом смолистых веток.

— Не надо! — не успеваю остановить ее. Над костром клубится облако дыма, першит в горле. — Ну где твои гуси? Опять наврала?

— Они летят в конце августа. Здесь ночуют, — Лена бросает полпачки чая в черный от сажи чайник.

Мы остаемся еще на ночевку. Мне нравится смотреть на звездное небо. Сквозь крону огромной ели звезды кажутся каплями дождя. Они все время падают на щеки, лоб, не дают спать.У них Ленкин характер.

— Я звезда, а ты ветер, сделай со мной что-нибудь! — Ленка пристает даже в невыносимых условиях.

— Слушай, под утро ударит мороз, начнется ураган. Смотри, как деревья стонут! — ищу предлог сняться с места.

Ленка истолковывает по-своему и забирается ко мне. Мы не слышим ветра.

Северный ветер страшен. Я обустраиваю вынужденный ночлег. Приволок старые пни, поваленные деревья, соорудил укрытие от ветра. Под надувные матрасы положил свежий лапник. Принес из озера воды на ужин и завтрак.

Небо вдруг превратилось в огромный клок желтоватой ваты. Месяц подсвечивал тучи, которые гнал ветер. Ленка затянула колыбельную «Спи моя радость, усни!»

— Почему ты решила, что мы нападем на гусей? — перебил я.

— Они прилетают сюда каждый год. Я стреляла, был такой же ветер, из-за него птицы не слышали выстрелов. Я убила со второй попытки.

На восходе проснулся. Выкарабкался из спального мешка. Подбросил дров в тлеющий костер. Действительно, за ночь подморозило, градусов пять! Клюква у берега покрыта коркой. Раздавил ягоду, по пальцам потек красный сок.

— Пошли стрелять уток! — раздался бодрый голос Ленки. Ее губы были красными.

Вернулись без добычи. А наш водитель подстрелил двух диких гусей! Из-за шквального ветра они сели на соседнее озеро.

* В карело-финском эпосе волшебный предмет, имеющий разные формы воплощения. По калевальской версии это мельница, по другим финским легендам — ускользающее счастье. Недаром название крупнейшей страховой компании в Финляндии — «Сампо». Сампо — финское имя.

Опубликовано 24.02.2009 в рубрике Взрослым раздела Litera
Просмотры: 1825