Калерьские мысли

Фольклорная экспедиция: поездка вторая, конец апреля

1. Денег у них макса. Этнография и фольклор
2. Калерьские мысли. Поездка вторая, конец апреля
3. Наши с бабкой Маруськой этнографические изыскания
4. Родные запахи или непереписывание истории
5. Не напутешествовалась или увезу тебя я в тундру

Главное, определиться, кто ты есть на этом свете, и исходя из этого танцевать. Танцевать мне надо от печки. Это я поняла в деревне у бабки Маруськи. Я сегодня позвонила Сирппе, финке, чтобы договориться о следующем приезде. Вежливым нейтральным голосом мне сообщили, что лучше навестить бабушку ближе к лету, ну хотя бы на Юханнус. Тогда можно будет посидеть во дворе — бабуся Маруся уже давно не выходит из своей «избушки на куриных лапках», сказала Сирппа, депутат от партии христиан. Я осталась недовольна разговором: значит, опять лицемерие, зачем тогда прилюдно было приглашать? Да и потом знаю я этих местных христиан — они все, связанное с язычеством или русским духом, на корню уничтожают. А бабка Маруська, она как бельмо для правильной Сирппы. Не удивлюсь, если ее мать называют русской нойтой, то есть ведьмой. Не удосужилась выучить финский, не захотела принять лютеранство, Сирппе придется хоронить мать из собственного кармана да по полной программе! Прагматичная дочь бабки Маруськи вступила в церковную общину для того, чтобы начать политическую карьеру, а также для получения скидки на место захоронения, организацию похорон и прочие формальности. У каждой общины свое кладбище. «Где же мать придется хоронить?» — об этом, наверняка, думает финская гражданка Сирппа.

Я вспомнила, как пахло щами в избе. Бабушке трудно было встать со своего места у окна, и переживала она, что не может сама накрыть стол, чтобы накормить меня. Да и торопилась я, не до харчей было. Но вот сейчас, после звонка Сирппе, я вспомнила разговор с бабушкой.

— Я под старые годы к своей долюшке то попривыкла. Не хочу закон разлучать по жизни своей, хочу помереть у своей судьбы.

Не поняла я тогда, что бабуся имела в виду. Когда узнала от Сирппы, что ходит бабушка молиться в лес, в какой-то скит, мне стало понятнее. Может, бабка Маруся хочет быть похороненной там, в лесу? И Сирппа этого боится — не поймут финны. Запрещены законом такие захоронения.

Несмотря на возникшую антипатию к Сирппе, я решила ехать. Мне казалось, что бабуся ждет меня.

Надо признаться, мною руководили личные мотивы. Нет, не желание получить сенсационный материал, чтобы выложить его в ЖЖ с громким заглавием «В финских лесах водятся староверы», а внутренняя потребность. Потянуло меня к этому месту!

Я запуталась в настоящем. Тяжела ноша чужбины, тяжело было начинать жизнь с нуля. Когда я оказалась в чужой стране, мне было под тридцать, и я думала больше о своих сыновьях. Хотелось уберечь их от произвола российской армии, хотелось выжить. Экономически мы все встали на ноги. Но вот внутренне я потеряла себя. Не удалось найти работу по специальности, не удалось стать востребованной обществом. Сейчас я поняла, что мое место дома, у печки.

Усадьба находится рядом, в тридцати пяти километрах. Я взяла машину мужа и поехала. Оставила Мазду там, где в прошлый раз стоял наш автобус, пошла пешком по аллее. Серый домик выглядел не так дружелюбно, как несколько дней назад. Дым не валил из печки. Но я все же зашла во двор, и вместо того, чтобы позвонить в дверь современного коттеджа Сирппы, подошла к бревенчатой избе.

Сердце мое билось: а вдруг бабка уже померла? Или сейчас выскочит рассерженная Сирппа, состроит козью морду?

Рука сама поднялась и толкнула низкую дверь. Заскрипев, она отворилась. Нагнувшись, я переступила порог.

Щами уже не пахло. Пахло травами. На голом досчатом столе стояла деревянная плошка, пустая. Рядом банка с букетом из сухих полевых цветов. Свет из окна струился на полосатый половичок. Слышно, как стучат часы-ходики.

— Сокровишшо мое, приехала? Чо не звякнула?

Я бросилась к бабушке, она лежала у чуть теплой печи.

Ну это было, как на исповеди. Я сидела рядом и говорила-говорила. Факт, что мне не хватает матери. Факт, что я чувствую себя перекати-поле. Факт, что не повезло ни в любви, ни в картах.

Наверное, бабуська ничего не поняла из моего городского поноса — и слава Богу! Она попросила помочь встать, подойти к окну, усесться на коронное место у окна. Мне велела присесть у печки, на табуретке, где я сиживала в первый визит.

— У тябя, сокровишшо, кака печь в дому? Небось плита?

Я проглотила язык. Откуда она знает про мои мысли «танцевать от печки»?

Далее началась лекция. Баба Маруся с ученым видом стала меня воспитывать. Она говорила о том, как правильно организовать домашний быт. О том, что бывают печи правильные и неправильные. Если топка слишком глубока, то огонь недостаточно нагревает плиту. Надо просто поднять решетку дна печи. А вот если слишком низка, там какой-то порог слишком низок, плита не нагревается. Надо и в этом случае поднять духовую печь.

— Послушай, шо скажу: щели в плите мешают тяге. Печь стынет! Промажь все щели глиной, и пистец на огурец.

— Бабушка, ты чего сквернословишь? Ты же старой веры!

— Эх, молода ишшо. Вера не вера, а жисть она так истоптат, шо во благо быть порой не в своем уме. Я, девка, может и скверную во словах — а чо слова? Чо они стоят? Ты вот действо делай: печь свою оприходь, по научному обустрой! Ежели дом супостаты спалят, печь останется. Однако зелья энтого — табаку — в жисти в рот не брала, и тебе не советую. Канешна, всяко было — други оступки доспела, а как же? Жива женьчина была. Но мужу свому никогда не меняла. Стал быть, если и бежала в хомуте, то по сугласию.

Баба Маруся учила, как надо золу выгребать. Если скопилось много золы, то плохо прогревается эта самая плита, и духовка, и котел, если он есть. Печь надо чистить регулярно. День начинать с осмотра печки.

Про тягу многое рассказала. Слишком сильная тяга способствует быстрому сгоранию дров или угля, и плита не успевает нагреваться, обед не готовится! Тяга правильная, если пламя свечи, поднесенной к топке, отклоняется под прямым углом, но не тухнет.

А еще баба Маруся показала свой термос. Это такой деревянный ящик. С внутренней стороны он выложен материалом, плохо проводящим тепло. У бабуськи в ящике было полно сена и конского волоса — благо конюшня в музее настоящая! В ящик бабка ставила полусваренную пищу, и там давала ей доходить.

— Так я за ради Сирпухи стараюсь. У меня-то печь русская, долго тепло держит, а как сварю кашу или щи, поставлю кастрюльку в термос, отдам дочке — во здоровьице! Она его даже в авто свое грузит, ежели в собрании, то завсегда есть чо полопать.

Я попросила бабушку рассказать о своей жизни.

— Ах, девка! Прошшай покеда — нашла о чем вести беседу. Муж у меня был сапожник. Своя мастерская была. Это пока супостаты не пришли. А так сапоги тачали, у нас оне пиэксы называются. Я ж родом из Сибири, а в Чухляндию за сапожником пошла. Финном он у меня был. В ссылке в Благовещенске находился, там и задружились. Раскулачили его красные, к нам отправили. А он так справно сапоги тачал, шо опять обогатился, женился и меня в Калерию свою увез. До войны это было. Жила я сапожниковой хозяйкой припеваючи. Сумуварчик на столе, печенье к чаю завсегда наготове. А в кладовке то стока добра, шо не сьесть-переесть зараз!

— Бабушка, а почему ты говоришь то «чо», то «шо»?

— Так я, девка, совсем здесь потерялась. Я те по секрету брякну: я и по-чухонски разумею, тока душе противно произносить энти звуки. Чоловек должон гувурить так, как мать с отцом научили, тады век будет жить, как я, от щастья и сугласия припеваючи.

Через несколько минут, подумав:

— Да и ты, девка, не будь барыней, стань простой женьчиной, сразу полегчает!

Бабушка засуетилась, попросила довести ее до печи. Под руководством бабы Маруси я впервые разожгла старинную печь. Поставила чугунок с водой, куда старуха велела бросить какие-то травки. Это они пахли в доме так вкусно!

Пили варево, держа деревянные кружки, «куксы» по-фински.

— Целепны травы. Мой Сэпушка обучил, каки травки запаривать для поднятия здоровья. Натакал он меня ко всякому делу. Умею голенища сшивать. Муж доской учил, по голове завсегда ходила энта доска. Я тебе девка скажу так: кланься своему мужу в ноги, проси прощения заранее. Очи не бывают выше лба — как ты не вертися, мужскай полк больше нас. Муж мой обучил меня их языку калерьскому, и гувурила я, пока муженек живехонек был. А как помер, так извиняйте, своя судьба у меня, своя могила.

Запутала меня бабка еще больше. Совсем я потеряла связь между прошлым и настоящим, а что о будущем думать? Могила там, да и какая разница, где она будет находиться?

24.04.09

Средняя Финляндия

P.S. Я тут подумала по поводу своего плача о востребованности ОБЩЕСТВОМ. Дело в том, что старый быт, каким он был на Руси, сохранился не в музейной консервации, а живьем, при человеческом дыхании и тепле, в очень немногих местах. Например, эта самая «русская» печь. В учебниках по этнографии я видела образцы. Они сохранились в Карелии, в Финляндии. А в русской деревне? Не уверена.

Не важно, на территории какого государства находится такая печь. Важно, чтобы она дышала. И была настоящей, а не новоделом.

Если мне удастся исследовать такую живую печь, наверное, я внесу свой скромный вклад в общественно-полезные деяния.

Дай бог здоровья бабке Маруське и ее финской дщери, лишь бы пустили!

Опубликовано 05.06.2009 в рубрике Приключения раздела Мир вокруг
Просмотры: 1657