Просмотры: 2334
Комментарии: 4
Милла
Уже полгода вкалываю. День за днем, неделя за неделей. День пережит, и слава богу. Это рутина, за нее деньги платят. Зима: ухожу на работу в темноте, возвращаюсь с работы — опять темно. Обычно захожу в супермаркет по дороге домой. Там встречаю родителей с детьми, с которыми провела день. Это мои клиенты, — ведь я работаю в сфере обслуживания. Неловко, когда любопытные детки безапелляционно заявляют на весь магазин «Милла слишком много ест, она на полдник взяла двойной кисель, а сейчас купила себе пиво, две банки».
Милла – учитель и воспитатель в детском саду, это я. Сама себя зову Люськой, потому что привыкла относиться к себе иронически. Улыбка меня спасает. Вчера, в понедельник, была на работе уже в шесть часов. Как пришла, так и стала улыбаться пустым коридорам, так, для разогрева.
Моя улыбка искренняя. Стараюсь думать о приятном, нести в себе впечатление, согревающее душу. Вчера меня грела сама возможность влюбиться. Ходила королевной по длинным остекленным проходам детсада, плавно покачивая бедрами и гладила свое пузико, воображая себя Афродитой. Античная статуя меня устраивает, только без обрубков. Остановилась возле выпуклого зеркала в игровом помещении и с нескрываемым удовольствием принялась рассматривать античные очертания. Интересно, неужели и я вправду такая красивая? По крайней мере зеркало об этом свидетельствует: грудь высока, даже слишком, немного переместилась к области шеи, если быстро дернуться, то шары допрыгнут до подбородка! Туловище несколько удлиненное, живот вытягивается неправильным овалом, ну и пусть, зато вырисовывается талия. Узкая, тоже вытянутая. А внизу бедра, широкие, даже очень. Ощупываю себя осторожно: чего это такие широкие бока, неужели опять поправилась? Я могу стоять у зеркала долго, пока не прибегут дети и не начнут кривляться. Вот ведь смеху-то! Ведь зеркало не простое, а из комнаты смеха, кривое.
Однако день выдался солнечным, морозным. Яркий свет заливал помещения, еще хранящие следы праздника. На окнах красовались бумажные снежинки, на потолках болтались ватные шарики, а на стенах еще не отклеились поздравительные открытки. За окном царствовала настоящая зима с настоящим снегом. Он выпал в выходные и пока не растаял. Я закончила работу в 13.30, домой идти не хотелось, и я решилась на один эксперимент.
Мне нужно найти более короткий маршрут, по которому можно легко и безопасно добраться поздно вечером с вокзала домой. Я арендую квартиру в тихом благополучном микрорайоне, затерянном среди лесов и полей. Трехэтажный дом стоит на холме. Прекрасные виды из огромных окон очаровали меня сразу. Весь город как на ладони. Справа вдали равномерно движется поток машинок, крошечных, игрушечных. Там длинный-длинный мост через реку Сало, вдоль берегов которой и раскинулся город. Слева сверкает огнями центр, с вышками торговых комплексов, башнями церквей, брендовыми шпилями Макдональдса и Призмы. А внизу, прямо под окнами, в низинке расположился мой детский сад; рядом школьный двор, спортивные площадки и парк.
В воскресенье, возвращаясь из Хельсинки, я миновала первую остановку после въезда в город. Она называется «Пахкавуори», название можно перевести как «гора с уродливыми деревьями», то есть деревьями, пораженными большими наростами или чагой. Поздно вечером, когда вокруг кромешная темнота и нет вообще прохожих, я не рискнула сойти на этой остановке, а поехала в центр. Оттуда обычно я добираюсь на такси или прогуливаюсь по безлюдным улицам, в течение часа достигая цели, то есть прихожу домой уставшая, но счастливая. Маршрут из центра мне не нравится, потому что приходится пересекать обесточенное пространство, без единого фонаря. Однажды я увидела человека, идущего впереди по дорожке. Он дошел до освещенной территории закрытого на выходные завода. Я шла, замедлив шаг, в надежде, что одиночка испарится, отправится куда-нибудь восвояси, и я спокойно пройду мимо завода с темными окошками. Но фигура по-прежнему маячила впереди, а потом стала перемещаться очень странно: сначала по диагонали заводского двора, потом по периметру. Я остановилась и наблюдала. Человек шел, опустив голову и заложив руки за спину в замке, как заключенный. Мне пришлось ретироваться в кусты, а через них петлять по улочкам, огибая противный завод. Однажды, уже днем, по дороге из детского сада на вокзал, я обнаружила, что рядом с производственными помещениями расположена клиника, психо-неврологический диспансер. Психи тут гуляют на свободе, это общеизвестный факт. Свобода во всем и каждому, а несвободным от собственных страхов гражданам и гражданкам ничего не остается, как искать другие маршруты.
Днем, по легкому морозцу, скрипя снежком, я бодро направилась на поиски загадочной «Пахкавуори». Легко забралась на нашу гору, на которой возвышается мой дом. Вступила на тропу, прогулочно-спортивную. Таких в Финляндии очень много. Муниципалитеты прокладывают трассы сквозь густой девственный лес для того, чтобы жители наслаждались природой в комфортных условиях. Идти по бурелому, заваленному снегом, трудно. Для того и расчищаются лесные дорожки, вдоль которых поставлены фонари, и в темное время суток они светят!. Как правило, дорожки засыпаны опилками, запрещено передвигаться на любом транспорте, даже велосипеде. Только пешком. Иногда можно присесть на скамейки, установленные в лесу на расчищенных смотровых площадках.
Я долго шла, не встречая и днем ни одного прохожего. Лес зимой прекрасен. Сосны шумят, снег манит белизной. Идти легко, потому что дышишь полной грудью. Вдруг я увидела человечка, лежащего на дне канавы. Кто это, тролль или не дай бог жертва преступления, может, убили кого? С испугом наклонилась. Недовольное замызганное лицо мальчишки повернулось в мою сторону. Наверное, второклассник, был занят делом, а я помешала. Я проворчала что-то вежливое и продолжила путь, изредка оборачиваясь. Небольшая фигура плелась сзади. Кстати, я встретила его через час примерно в том же месте, когда возвращалась. Парень был занят своим экспериментом: тащил сук, покрытый льдом. Вот на кого охотился мой тролль! Он высматривал в канаве, по которой журчал ручей — морозы еще не сковали лесные воды — ледяных уродцев. Наверное, никак не мог их дотащить до дома, поэтому и застрял на тропе.
В тот раз я недолго прокладывала прямой маршрут по зимнему лесу. Тропа уперлась в крутой спуск, знак предупреждал о наклоне, опасном для продвижения на любом виде транспорта. Дорога оказалась занесена снегом, и я, не рискнув утонуть в сугробе, повернула к дому.
Иван
Сын встретил меня на вокзале, обрадовался, когда я крикнула по-русски: «Ваня!» В порыве хотел обнять, но я отстранилась, чтобы лучше его рассмотреть. Высокий, худущий, с рыжеватой бородкой и белыми зубами, улыбается по-детски, невинно и открыто. Заячью шапку-ушанку ему подарил друг Олли, с ним Ваня собирается ехать в «Тхаймаа», то есть Таиланд. Бог мой, на сыне армейские ботинки – это в двадцатиградусный мороз! Нелепая пестрая курточка. Мой диагноз: «Бомжина».
— Ты знаешь, что означает «дауншифтинг»? – беру быка за рога сразу. Мне нужно передать сыну свой лаптоп, который он забирает в Таиланд, а потом прыгнуть в машину к Пекке, мужу, поехать в магазин и потратить часть зарплаты на дочку, она звонит через каждый второй час, требуя, требуя…
— Это круто. — Ваня говорит по-русски чисто, но на уровне десятилетнего ребенка, каким он и приехал в Финляндию, но — нет. Дауншифтеры сначала горбатятся, чтобы получить образование, сделать карьеру, заработать побольше, получить престижное место, «статус». И в один прекрасный день просыпаются и думают: «Зачем мне это всё? Жизнь проходит… мимо!» Сворачивают дела, бросают престижное место и валят на какой-нибудь остров в океане, на пляж с белым песком. А нам сразу не надо много, потому и бежим от вашей безумной и прожорливой машины потребления.
Проблема с ним приобрела очертания несколько лет назад, когда он развелся с женой, обыкновенной финской девушкой. Не совпали по взглядам на мироустройство. Она хотела свой дом, пожизненный кредит, долгие зимние вечера у большого настенного телека. Для этого скромного желания нужно работать обоим, нудно и долго, как я.
Сейчас Иван, двадцатишестилетний оболтус, ушел в мир финских маргиналов. Их оказалось очень много. Не обязательно алкаши и наркоманы, нет, есть эти самые «дауншифтеры» местного разлива. Они живут, не работая, не обременяя себя кредитами, счетами и прочими обязательствами. Эта прослойка демократического общества давно поняла, что не стоит биться за кусок хлеба с маслом и колбасой, стакан молока (пива) и квадратные метры. Все это прилагается к пакету, именуемому прожиточным минимумом. Развитая страна для него и развивалась, по мнению тунеядцев. Маргиналы не платят налогов, так как у них нет заработков, просто ребята положили большую кучу на всю систему прогрессивного налогообложения. Кстати, чем больше «достижений» у ЕС, чем больше директив, тем сильнее протест низших слоев, к которым и относятся бомжи.
Иван, как многие другие, расторг договор с арендодателем жилья. Можно жить в больших квартирах, не платя ничего. Сейчас, по рассказу сына, он проживает в четырехкомнатной квартире в центре города. Площади хватает, два жильца находятся в армии, приезжают только в выходные. Таким образом молодежь сама находит пристанище, избегая контактов с социальными работниками.
Я читала, что в Испании, которую уже давно облюбовали финские пенсионеры и молодые бездельники, сейчас пытаются навести порядок представители социальной защиты. Но тщетно, слишком много лазеек, слишком велико желание уйти из под контроля единого механизма.
— Мама, ты работаешь, потому что тебе в кайф. Ты всегда ощущала себя чужой здесь, и работа для тебя – самоутверждение. Я самоутверждаюсь по-другому, — уверенно заявляет мне сын.
Что-то в этом мире неправильно, если молодые, здоровые физически и нравственно люди не желает принимать предложенные обстоятельства и кладут с прибором на правила игры.
Я уже не так уверена, что «нормальный индивидуй должен вступить в брак», что моя позиция большинства непоколебима.
Я еще не знаю, что будет дальше. Ну что ж, поживем — увидим!
© Милла Синиярви, 2012
Опубликовано 28.01.2012 в рубрике Я и социум раздела Я – дома
Просмотры: 2334
Авторизуйтесь, пожалуйста, чтобы добавлять комментарии
Комментарии: 4