Лене Никиткиной

Вот так… Утром была бодра, вздрогнула от радости, получив звуковое оповещение о пришедшем письме — я ждала деловую корреспонденцию. После лютеранского поросячьего рождества — согласно финской грамматике пишется с маленькой буквы — хотелось сразу нАчать и углУбить свои дела.

А дела у меня ого-го какие! Впервые получила в чужом государстве должность. Ее не дают просто так своим, а уж иностранцам — извините, подвиньтесь.
Так вот, я получила эту должность со всеми социальными гарантиями и, главное, достойной зарплатой. Я выиграла ее! Конечно, по секрету скажу, выиграли обстоятельства: местная (финка) испугалась преподавать чужой язык, то есть мой родной, да еще детям иммигрантов, «рюссе», как они зовут нас между собой, и подыскала себе более европейскую работу. Директора школ предложили еще одну свою, но и та в последний момент передумала. Пришлось посмотреть в сторону нас, «чужих».

Я уволилась с работы, которую мне милостиво выделило финское общество. Работа ассистента, «допомогалки», все равно что старосты в оккупированной немцами Украине. Среди нормальных финнов никто не хочет быть на вторых ролях, а мы, иммигранты, имеющие высшее образование и рабочий опыт в свой стране, принимаем такую работу за великую милость. Еще и деремся, толкаем локтями друг друга, бегаем, ябедничаем, чтобы закрепиться на рабочем месте.

Мое назначение, подписанное мэром города, наделало много шума в нашей школе. Финские учителя не могли поверить — на каких основаниях иммигрантам такие места, с такой зарплатой?

Вот этой суетой и томлением духа я и была занята утром 27 декабря.

Синенький конвертик, которому я так обрадовалась, оказался скорбной вестью. Ленин муж по-английски известил меня о кончине супруги, моей виртуальной подруги.

Я знала, что у Лены рак. Она написала об этом скупо: «Миллусь, мне очень плохо. Диагноз такой-то… Эти гады говорят, что нельзя делать повторную операцию из-за плохой кондиции».

И … никаких подробностей. Я не поняла, насколько далеко зашла болезнь. Но нутром понимала, что дело хреново. Написала Лене, чем могу помочь, имея в виду материальную помощь.
Ох, эти материальные дела. Надо здесь объяснить. Они у меня весьма плачевные, как, впрочем, и у Лены. Мы на эту тему с ней перебрасывались парой слов: денег нет, мы все — нормальные люди — живем в Европе в режиме строжайшей экономии. Шаг влево, шаг вправо — банкротство. Поэтому я так остервенело хватаюсь за переводы, за всякие проекты по линии трудоустройства, на которых государство кое-что приплачивает. Правда, я наступаю на вилы: беря переводы и получая всякие там пособия по безработице, нарушаю закон, а потом становлюсь должником могучего Финляндского государства. Вот уж точно: «Бойся данайцев, дары приносящих!»

Ну что я все о тугриках? Настоящая потеря пришла. Как всегда, без спроса.

Честно скажу, я сразу рванулась на Прозу. Как будто на майдан какой-то. Сразу стала на Прозе что-то чирикать. Хотела вывесить анонс на главной, что-нибудь из написанного Леной, но отсюда деньги чаще всего не доходят, исчезают в русских смс-сервисах. Связалась со своими в России, они пошли класть на мобильник потребную сумму…

В общем, пока я крутилась, как белка в колесе, в неизбежной «текучке», Лену уже кто-то вывесил в анонс. Так она, без моего участия, оказалась вывешенной на главной сайта, который всех нас, авторов, «подобрал и обогрел».

Не буду здесь возносить панегирики веб-ресурсу, оборотистость которого достойна самого успешного бюро ритуальных услуг не уездного города N, но самой Жмеринки или даже Одессы. Скажу только: Лена хотела признания и любви. Признания публичного, в том числе на Прозе. И любви близких ей людей.

Вот, собственно, о главном:
Она не была ханжой. Она обладала одесским — почему, собственно этот город упомянут в не самом жизнерадостном тексте — юмором. На самом деле нет никакого секрета в этом юморе — он просто очень жизнерадостный, как наша Лена!

Лена была, между прочим, редактором «Ну погоди!» и других мультиков. Лена закончила лучший в СССР, а может быть и в мире ВУЗ в области кинематографии. Лена была профессионалом, но при этом она не утратила свежесть восприятия, которая свойственна дилетантам.

Так вот я знаю, что как литератор, Лена ждала признания. Она написала повесть о Миле, не закончила китайскую повесть, блеснула поэтическим талантом, написав сотни прелестных стихотворений, Лена радовала публику короткими рассказами, в которых сверкал настоящий, самобытный юмор.

Конечно, она была матерью. Я видела фото Лены, где она стояла рядом с сыном, уже почти юношей. Лена была женой. Ну и пусть — женой иностранца. Эти смешанные браки, они, вообще-то, по секрету, к хорошему не приводят. Но когда Лена заболела, ее опорой стал муж, иностранец, человек, принявший и достойно прошедший с супругой все, от начала до конца.

И теперь, когда земной путь Лены закончился, я возьму на себя смелость и придумаю за нее: Лена хотела любви, она ее получила. От сына, брата, мужа, матери, и от нас, ее читателей.

Милла Синиярви,  28.12.2010, 16:55