Просмотры: 9406
Комментарии: 1
М. Б. осмотрелся, примял кирзовым сапогом июльскую траву и, повиливая крепким задом, освободился от брезентового рюкзака. Прежде чем устроиться на теплом гранитном валуне, пошерудил палкой вокруг. Опасался змей. Жарко. Всякая тварь тянулась к воде. Стягивать пропотевшую куртку не спешил. Прилег, потянулся, закурил и прилип взглядом к солнечным зайчикам на стрекозиных крыльях. Ветер слегка шевелил верхушки сосен, высоко в небе готовился к обеду кто-то из рода ястребиных, изредка издавая пронзительные крики. Наслаждаться безлюдным покоем мешали изголодавшиеся по человеческой крови слепни. Ю. Б. безжалостно прихлопнул троих кровососок, быстро разделся донага, почесал под плоским животом и, раскинув сильные руки с локтевым загаром, осторожно окунулся в чистейшие воды лесного озера. Благостное состояние. Сорокапятилетнее жилистое тело, растревожив озерную гладь, утратило тяжесть, закрылись двери памяти, остались только ощущения и чувство покоя.
С удовольствием сжевал ломоть черного хлеба из поселковой пекарни, круто усыпанного крупной солью, пучок петрушки с сельдереем, яйцо вкрутую. Запил снедь родниковой водой. Уложил в рюкзак армейскую флягу, заполненную на треть, засунул в пакет продуктовые обертки. Покурил и отправился в обход озера к затерянным блиндажу и окопчику времен «зимней войны», чудом нетронутые молодыми копателями и сельскими пацанами. На эту точку промежуточной линии обороны финской армии, расположенную меж двух озер и защищенную с востока болотом, Ю. Б. набрел неделю назад, возвращаясь из лесного похода. Не будучи профессиональным копателем, Ю. Б. испытывал удовольствие от самого процесса поиска и предвкушения находок, от вспышек азарта при виде покрытых зеленоватым налетом пары гильз. Он исследовал вдоль и поперек разрушенные доты и теперь, бродя по карельским лесам и натыкаясь на приметные окопчики и гнезда стрелков, производил раскопки. За короткий срок летних походов накопал наудачу — без помощи спецсредств — пробитый крупным осколком шлем германского образца, «парабеллум» в приличном состоянии, железо пистолета-пулемета «суоми», штык к винтовке Мосина, солдатский прибор «вилка-ложка» из нержавейки, пряжку от поясного ремня. Особо ценной находкой был серебряный портсигар, сохранивший имя финского героя, убиенного бойцами РККА. Пробираясь сквозь валежник, обходя гранитные глыбы и замшелые валуны, Ю. Б. в который раз пытался представить скорбное течение жизни на оккупированных территориях в короткий отрезок времени — весна 1940-го — лето 1941-го. В марте 1940 года восьмидесятитысячное население Виипури спешно покинуло город. Финны оставили многочисленные поселки и деревеньки, раскиданные по всему Карельскому перешейку, загородные дома на берегах залива и многочисленных озер. А летом сорок первого советские самолеты побросали бомбы на города, заводы и аэродромы северного соседа, и финны вступили в войну-продолжение. Двинули на восток. Более года вся обширная местность была во власти НКВД? Не могли же коммунисты заселить переселенцами из вологодских и псковских весь Карельский перешеек? Или могли? Плевое дело. Приказали, загрузили в эшелоны и быстренько доставили колхозников осваивать чухонские земли. Разграбленные города, сожженные поселки, безлюдные леса? Трофейная зона. В эту зону Ю. Б. бежал при всяком удобном случае от суетности русского капитализма. С фанатичным упорством искал в сосновых лесах полного безлюдья. Наслаждался редкими часами уединения. Обострялся слух, пробуждалось охотничье чутье следопыта. Уловив запахи туристического костра, услышав треск сушняка или перекличку грибников, он по-собачьи замирал, прислушивался, поводил носом и тихо уходил в сторону от людей. Натыкаясь на пластиковую тару, пивные банки, коробки и упаковки, матерно поносил неискоренимое жлобство. Поначалу он собирал мусор в объемный клетчатый пакет турецкого производства. Что горело, то сжигал. Мятые пивные банки, стеклотару закапывал поближе к населенным пунктам, присыпая захоронения песком, закладывая камнями и сухими сосновыми ветками. Потом плюнул на бесполезную санитарию и только тяжело вздыхал при виде следов пребывания человеков в лесу. Увы, следов не убавлялось. Обходя стороной дачные поселки и вытоптанные зоны отдыха вокруг озер, Ю. Б. обнаруживал на лесных дорогах свалки битого стекла, тряпье, затертые диваны без ножек, разбитые кинескопы телевизоров, автомобильные аккумуляторы, бумажные мешки с разнокалиберными бутылками, горки строительного мусора. Тихие места, куда не доносился бы звук бензопилы, стали редкостью. Турист, грибник и дачник с автомобильной быстротой захватывают новые зоны культурного отдыха. Всеобщая автомобилизация. Кредитомания. Факт, с которым приходится мириться. Но уничтожение прозрачных сосновых лесов на каменистых возвышенностях, прорезанных сказочными извилистыми дорогами, заросшими травой и уводящие в грибные места, приводит в бессильную ярость. Повсеместно валят лес жадно, масштабно и безжалостно, в воровской спешке оставляя завалы сосновых бревен, мертвых веток, торчащих пней.
А в этом уголке карельского леса все было иначе. Турист с дровосеком еще не добрались сюда. Старых финских дорог в этой части болотистого леса нет. Нет клочков туалетной бумаги и прокладок, нет смятых сигаретных пачек и рваных пакетов. Глаза отдыхают. Вот и небольшая возвышенность, дугой протянувшаяся от озера к озеру. Невысокие тонкие сосны, гранитные выступы, можжевельник и сухой мох. Ю. Б. предчувствовал удачу. Ощущая нетерпение, ускорил шаг. Оберегая кустики брусники и толокнянки, мягко ступал на камень. Лес видит и ценит деликатность. В это он верил. Шляпка великолепного белого гриба с толстой ножкой прямо бросилась в глаза. Еще один гриб, и еще, и еще. Сказочный день.
Седьмой белый гриб красовался на самом крае финского окопа, слегка склонив тяжелую шляпку с прилипшими сосновыми иголками в сторону сникшего блиндажа, укрытого мхом, зеленью травы и березок. «Сегодня найду что-нибудь невероятное», — загадал Ю. Б., присев рядом с грибным указателем. Покурил, стряхивая пепел в бронзовую карманную пепельницу с тяжелой крышкой. Расчехлил саперную лопату, приготовил цифровой аппарат. Он всегда фотографировал место предстоящего раскопа. Любые находки снимал с обстоятельностью штатного фотографа археологической экспедиции или уголовного розыска. Копал аккуратно. Не оставлял ни ям, ни следов изыскательского труда. По завершению работы делал последний кадр цифровиком.
Над блиндажной ямой возвышалась гранитная глыба-раппакиви, служившая мощной защитой от пуль и осколков. Перепрыгнув через неглубокий окопчик, Ю. Б. вскарабкался на камень, осмотрел участок и сделал несколько снимков. «Да, здесь не копали, однозначно. Странно, но приятно», — удовлетворенно отметил. Спустился. Медленно прошел вдоль петляющего окопчика со стрелковыми гнездами, наклоняясь и прикладывая ладони к природной поверхности, тщательно изучая бугорки, впадинки, упруго поддающийся мох. Так, из чисто мистического энтузиазма. Как бы ожидая внутреннего сигнала: «Здесь копай». Нечто интересное должно храниться практически на поверхности. Камень и песок, прикрытые мхом и палыми сосновыми ветками-иголками. Снова посмотрел по сторонам, пытаясь представить картину февральского боя. И выбрал точку первого раскопа. Подобно знакомому врачу, аккуратно и уверенно снимающему марлевую повязку с поврежденной конечности пациента, Ю. Б. надрезал острым лезвием лопаты и осторожно отвернул моховую подстилку. Сразу же обнаружил гильзы. Перебрал пальцами нередкую находку. Сдул песок, обтер гильзу и посмотрел на четкое клеймо на донце: VPT[1], тридцать девятого года выпуска. Потянулся за второй гильзой и наткнулся пальцами на что-то узкое и гладкое. Осторожно дернул и извлек из-под мха полупрозрачный обруч с голубым отливом. С прилипшими хвоинками и в песочной пыли. В диаметре — сантиметров шестнадцать или восемнадцать, ширина чуть меньше сантиметра, толщина около миллиметра. Материал? Практически прозрачный. Сжал обруч большим и указательным пальцами, ощутив мягкую податливость. Слегка растянул — растягивается. Изделие определенно современное. Откинувшись к теплому стволу сосны, удивленно перебирал пальцами таинственный предмет. Протер тряпицей, поднял руки и посмотрел сквозь обруч на голубое небо. Внутри обруча плавали едва заметные палочки-червячки. Ю. Б. опустил руки, посмотрел на отстрелянные гильзы. «Обруч лежал рядом с гильзами. Все было укрыто мхом, — медленно соображал Ю. Б., — но предмет явно не из тридцатых–сороковых годов. Найди его в другом месте, не обратил бы внимания. Китайская штучка, ошейник тинейджера? Но такие штуковины даже янки с фрицами не выпускали. Чухонцы подавно. Как этот предмет оказался на глубине сороковых годов? Здесь не копано, не пахано. Факт». Ю. Б. вновь склонился над освобожденным от мха пятном, усыпанном гильзами. Потрогал средним пальцем несколько гильз, потом аккуратно вернул прямоугольник мха на прежнее место. Пригладил рукой. Дотошно осмотрел всю прилегающую поверхность, сфотографировал и опять отогнул рассыпающуюся мшистую заплату. Сфотографировал. Поднял голову, замер, прислушался. Где-то на шоссе нервно просигналил автомобиль, и раздался звук столкновения. Тихо шумели сосны. Привычно отмахнулся от назойливых комариных сучек и потянулся к неожиданной находке, оставленной на камне под кустиком брусники. Обруча практически не было видно на сером граните. Ю. Б. прилег рядом с камнем и стал рассматривать таинственный предмет, слегка дотрагиваясь кончиками пальцев к гладкой поверхности. Взял в руки, стянул вокруг запястья левой руки. Обруч слился с кожей, мягко вклеиваясь и теряя видимость. А если всмотреться, то можно было заметить хаотично двигающиеся черточки телесного цвета, исчезающие на глазах. Ю. Б. осторожно отклеил обруч. Находка озадачила и слегка напугала. Копать расхотелось. Ю. Б. лежал под сосной, вертел в руках обруч, растягивал его, мял пальцами. Поднес к поцарапанным стеклам старых очков. Стал рассматривать внутреннюю поверхность обруча и отдернул в сторону руку, закрыв свободной ладонью глаза. Снова осторожно приблизил к стеклам очков внутреннюю сторону обруча. Голова закружилась. Он увидел спешащий муравьиный отряд по длинной тропе, свои джинсовые колени, густой ельник за болотом, тонкие стволы берез и свернувшуюся в клубок гадюку, гранитную глыбу, летнюю голубизну над верхушками сосен и одинокое облако. Он видел все, что находилось в поле зрения глаз, и то, что в поле зрения не попадало. «Вот это да! Что за хреновина? Гибкие очки с круговым обзором? Откуда?» Удивление сменилось возбуждением. Восторг и сильное головокружение. Вот это находка! Ю. Б. опрокинулся на спину, зажмурил глаза, крепко сжимая кулак с чудесными гибкими очками. Сел. Придвинулся к стволу сосны, снял очки и натянул податливый обруч на затылок и на надбровья. Глубоко вдохнул, задержал дыхание и выдавил воздух брюшным прессом. Смотрел, не мигая, прямо перед собой. Сдвинуть обруч ниже, на глаза, все же не решался. Но привычный трехмерный цветной образ мира, видимый двумя близорукими глазами, дополнился четким изображением того, что было за спиной и над головой. Ю. Б., оставаясь неподвижным, стал переводить взгляд влево-вправо, вверх-вниз. Все, что попадало в поле зрения двух глаз, было привычно цветным, а то, что глаза не видели, отражалось в голове четкой черно-белой картинкой. Подобно движущемуся рисунку, выполненному углем на искривленной поверхности. Граница между объемной цветной и двухмерной черно-белой картинками была слегка размыта. Ю. Б. медленно сдвинул обруч на переносицу. Обруч чуть сжался и мягко вклеился в кожу на лице, над ушами, в короткие волосы на затылке. Ю. Б. плавно раздвинул руки и стал смотреть не дыша, как будто погрузился в прозрачную воду. Он испытывал ощущения, знакомые любому человеку, меняющему очки на контактные линзы. Только широта обзора стала значительно больше. Он видел все вокруг. Через какое-то время осознал, что глазные яблоки, как, впрочем, и сама голова, неподвижны, но каким-то образом он переводит взгляд с пучков травы на дальних болотных кочках на верхушку раздвоенной сосны позади себя и на трудягу дятла справа от себя просто и естественно. Удивительно было и то, что обод не мешал моргать. Обод мягко обволакивал глаза. Ю. Б. медленно приподнялся и сделал шаг вперед. Закружилась голова, и, зажмурившись, он упал. При этом Ю. Б. продолжал видеть или, может быть, зрительно ощущать окружающее в черно-бело-сером цвете. Будто смотрел черно-белое кино. Аккуратно сняв обруч с головы, подумал: «Постепенно надо привыкать к этой фантастической штуковине. Откуда она взялась? Не пришельцы же обронили».
Ю. Б. нацепил на крючковатый нос старые очки, быстро собрал инструмент и заспешил к месту своей скрытой стоянки. В расщелине меж двух валунов, на склоне гранитной гряды, оборудован был тайник, куда свободно помещались палатка, канистра с родниковой водой, съестные припасы. Поблизости не было ни лесных дорог, ни тропок. Заповедный уголок. Ему не терпелось вновь опробовать всевидящий обруч. Поужинал на скорую руку. Обжигая губы, выпил кружку крепчайшего чая, покурил и заспешил к озеру. Быстро забравшись на холм, огляделся настороженно по сторонам, прислушался и натянул обруч на затылок и глаза. Сильное ощущение. Он долго наслаждался панорамным зрением. Потом обнаружилось новое свойство обруча. Ю. Б. сосредоточил взгляд на свободном от деревьев мыске, где часто устраивались рыбаки. Острота зрения усилилась, и стали видны мельчайшие детали, как если бы он приблизил к глазам окуляры самого сильного морского бинокля. Ю. Б. судорожно забегал взглядом по самым дальним предметам, концентрируя на них внимание. И видел все, что хотел внимательно рассмотреть. Темно-вишневый корпус перочинного ножа, присыпанного песком, гвоздь, криво вбитый в сосновый ствол, обрывки лески на прибрежных кустах, сухие окурки вокруг черных головешек кострища, десятикопеечная монета на границе песка и воды, блестящие горлышки бутылок в зарослях осоки. «Дистанция огромного размера, однако»,— подумал Ю. Б. и помотал головой. Болезненно заныл затылок, правое надбровье пронзила острая боль. Казалось, правое полушарие мозга пришло в движение, ощущение было такое, как будто в работу включились спавшие участки мозга. Ночь провел без сна, мучаясь не испытанными ранее головными болями.
Боль рассосалась через сутки, искушение обладать новым зрением заставило вновь натянуть на глаза, быть может, опасный оптический прибор неизвестного происхождения. Забыв про осторожность, он стал практиковаться ежедневно. Постепенно привык к панорамному зрению. Научился фокусировать взгляд на мелких лесных обитателях, птицах, юрких ящерках, даже на тех, что были далеко за спиной. Тренировался в приближении или зрительном удалении от них. Обнаружил другие возможности обруча и научился пользоваться ими. Со дня находки прошло неполных две недели, и Ю. Б., спрятав затертые очки в футляр, больше не расставался с обручем. А в своих снах видел прошедшие дни. Оживало все, что промелькнуло, за что не зацепился взглядом и не закрепилось в сознании, но попало в поле зрения все видящего и все помнящего обруча. Пора было возвращаться в город. Ю. Б. наведался к финскому блиндажу под гранитной глыбой. Обследовал яму под трухлявыми бревнами и всю прилегающую территорию. Смутная надежда обнаружить хоть какое-нибудь свидетельство пребывания таинственного владельца обруча не оправдалась. Зато собрал двадцать семь штук белых.
Часам к четырем пополудни Ю. Б. подходил к дому Семеныча в поселке Комсомольское Озеро. У калитки, в тени черноплодки, спал Черный, мосластый пес Семеныча. Черный открыл глаза, приподнял заспанную морду, вытянул шею и, резко вскочив, завилял хвостом, жизнерадостно припрыгивая и стараясь дотянуться длинным языком до лица Ю. Б. Вместе вошли в дом. Невзирая на жару, самый востребованный плотник и печник был облачен в заношенный мичманский китель с орденской планкой и фуражку. Из просторных штанин обрезанных по колени темно-синих джинсов торчали загорелые ноги. Домашними тапочками Семеныч летом не пользовался. По дому и двору перемещался босяком. Сейчас Семеныч отдыхал в кресле-качалке и находился в состоянии умильного опьянения. Семеныч слушал «Goin’ so good». Он обожал «ZZ Top». А также Боба Марли, Маккартни и Джаггера. Любил рок-н-ролл, негритянский блюз и женщин. Навещала его вдовая продавщица местного магазина, а он частенько гостил у одиноких дачниц.
— Фенимор Купер из лесу вышел, — радостно приветствовал он пивной кружкой вспотевшего Ю. Б., — выпьем за это, а то удачи не будет, а она нам ой как нужна.
— Держи, Семеныч, беленьких на зиму. Кваском угостишь? — ответил, улыбаясь, Ю. Б. — День Военно-морского флота отмечаешь или удачную сдачу «под ключ» дачи дачникам?
— Каламбургер ты, а не следопыт. Очки, что ли, посеял или в линзах? — Семеныч прищурился и склонил набок голову. Вырубил магнитофон.
— В линзах, Семеныч, в линзах, — еще шире заулыбался Ю. Б.
— То-то я смотрю, харя лица твоего помолодевшей выглядит. Составь компанию ветерану топора и флота. А завтра, с утреца, отправим тебя в колыбель революций и криминало-культурную столицу республик свободных, — не унимался Семеныч, любивший поговорить по пьяному делу о житейском и космическом.
— Ехать надо, Семеныч, не обижайся, — отвечал Ю. Б., разглядывая ранее не замеченные мелкие детали холостяцкого жилища старого знакомца.
Кафельная плитка в верхней части печи, куда не доставала рука хозяина, запылилась. В плоской морской раковине на широкой полке, заставленной книгами, лежат недавно протертые акулий зуб, старинный ключ от неведомых дверей и серебряный якорь с надписью на латыни «Festina lente»[2]. Стоя посередине квадратной комнаты, сфокусировал взгляд на запыленном зеркале в ореховой модерновой раме, висевшем между раскрытыми окнами. Перевел взгляд за окно, из которого был виден стоящий около дровяного сарая старый «транспортер» Семеныча, закрывающий его зеленый «Хантер». С дверной ручки, растопырив лапки, спускался паучок на блестящей паутиновой нити. В нижнем углу ветрового стекла мохнатый шмель вытирал передними лапками черную голову, увенчанную двумя усиками, его желто-черная шубка была усыпана бледно-желтой пыльцой. Прикинул расстояние до насекомых: десять-двенадцать метров. Хорошо. Шагнул к зеркалу, посмотрел. На переносице — белый след от дужки уже ненужных очков, обруч не заметен. Обруч сравнялся с загорелой кожей и слился с глазами.
А Семеныч не спеша перемещался от огромного холодильника к сосновому столу собственной сборки, выставляя малосольные огурчики, зелень на алюминиевой тарелке, вареный молодой картофель, обсыпанный укропом, банку густой сметаны, пивные жестянки, отдающие прохладой, свежую бутыль финской водки. Черный в предвкушении угощений суетливо сопровождал хозяина.
— В гостях воля хозяйская, пан генерале. Посидим, вопросы обсудим, попьем по-тихому, — Семеныч осмотрел любовно стол, пригладил отсутствующую талию бутылки, удовлетворенно потер руки. — Алес. Как говорится, глаза боятся, а руки делают. Прошу, паньство, к столу.
— Ты, Семеныч, мертвого уговоришь. Умоюсь сначала, — сдался Ю. Б.
— Вот-вот. Дело говоришь. Чистый рушник возьми, ваше благородие.
— Ваше благородие, госпожа удача, для кого ты добрая, для меня иначе, —подхватил Ю. Б., на самом деле любивший раскатать бутылочку в компании веселого Семеныча. Впрочем, других компаний у него давно уже не было.
После первого тоста, за нас — хорошие мы люди, зрение Ю. Б. дало сильный сбой. Все замутилось, сдвоилось. Замелькала нарезка кадров из лесной жизни, произвольно мешаясь с разноплановыми картинками настоящего: неподвижный глаз гадюки, книжный корешок «Акутагава. Новеллы» на книжной полке, голые спины купальщиц на озере и крепенькие грудки симпатичной брюнетки, мокрый язык Черного, панорама вечернего озера, крупная капля водки на поверхности стола, разношенный верх собственных кроссовок на лесной тропе, взволнованное лицо Семеныча. Все завертелось перед глазами в калейдоскопическом многоцветии, и Ю. Б. потерял сознание. Очнулся на кожаном диване, ощущая ртом сильный запах пива с водкой и чеснока. Семеныч, наваливаясь всем телом, делал массаж грудной клетки и старательно вдувал ему в легкие свой алкогольный выхлоп, оставляя на щеках Ю. Б. капельки слюны. Черный, вообразив что это новая игра, топтался по ногам, бедрам, животу лежащего Ю. Б., сопровождая свою пляску радостным лаем.
— Все, Семеныч, успокойся. Не сердце это. Из-за линз новых в глазах помутнело. И убери ты пса, пожалуйста.
— Слава богу, отошел. Напугал ты меня, собутыльничек. Посидели. Весь первый кайф улетучился. На хрен тебе линзы, ежели выпить в них нельзя! — сильно переживал Семеныч, сгоняя раззадорившегося пса с дивана.
«А ведь прав Семеныч, мгновенная реакция на алкоголь в этом чертовом обруче, — подумал Ю. Б. — Снимать его надо, на хрен, перед тем, как водку пить».
— Извини. Ты давай продолжай, а я полежу малость, — Ю. Б. натянуто улыбнулся и попытался незаметно подковырнуть обруч за ухом. Ноготь царапал кожу, нащупать край обруча не удавалось. Его попросту не было. Короткие волосы на затылке распрямились и прошли сквозь невидимый, вросший в плоть новый орган зрения.
[1] Valtion Patruunatehdas (фин.) — Государственный патронный завод, Финляндия.
[2] «Спеши медленно», или «Тише едешь — дальше будешь».
© Геннадий Вексин, 2009
Авторизуйтесь, пожалуйста, чтобы добавлять комментарии
Комментарии: 1